— Как же ты все скрыл?.. — неожиданно чужим высоким голосом спросила у Димки Маргарита Ивановна. — Как?! — Она в гневе схватила его за плечи и сильно встряхнула: — Отвечай! Тебе не удастся отмолчаться. Придется все рассказать!
— А что, я один молчал?.. — вырвалось у Димки. — Вон Шмакова и Попов тоже всё знали.
Весь класс в один голос выдохнул:
— Как?! И Шмакова?!
— Ребя… — признался Попов. — Она тоже. Мы вместе с ней под партой сидели.
— И ты молчал? — спросила Миронова у Попова. — Из-за Шмаковой?
— Из-за меня, — Шмакова улыбнулась.
— А другой человек в это время страдал и мучился, — сказал Рыжий.
— А мне было интересно, — ответила Шмакова, — когда же Димочка сознается… А он юлил… вилял! — Она повернулась к Димке: — А мы с Поповым, между прочим, Димочка, никого не предавали.
Лохматый подскочил к Шмаковой и замахнулся:
— Ух, Шмакова!
Попов бросился на Лохматого и схватил его за руку:
— Поосторожней! — И сказал громко, чтобы все слышали: — Ребя! Она добрая!
— Какая она добрая! — Лохматый оттолкнул Попова, но почему-то не стал с ним драться. — Ты вглядись в нее, олух!
— Ну, не добрая я! — зло сказала Шмакова. — На добрых воду возят.
— Она наговаривает на себя, — сказал Попов.
— Не нуждаюсь я в твоей защите, Попик, — сказала Шмакова. — И сидеть я с тобой не хочу. — Она взяла свой портфель. — И вообще я люблю перемену мест, — почти весело, с вызовом пропела она своим обычным голосом. — Сяду я к бедному Димочке, а то его все бросили, — и она села на Ленкино место.
Попов пошел за нею следом, будто он был привязан к ней невидимой веревочкой: куда она, туда и его веревочка тащила. Он дошел до сомовской Парты и остановился. Не знал, что делать дальше. Молча стоял над Шмаковой.
— А я хотел быть сильным, — сказал Лохматый и посмотрел на свой кулак. — Думал, останусь в лесу, как отец. И будут меня все бояться. Все Вальки… И все Петьки… Вот и порядок настанет. — Он ткнул себя в лицо кулаком. — Хорошо бы себе морду набить…
— Ребя! — вдруг закричал Попов. — Что же это такое происходит?.. Шмакова к Сомову села, а он — предатель!..
— Верно, — сказала Миронова. — Бойкот предателю! — Она подняла руку: — Голосую… Кто «за»?..
Никто не последовал ее примеру.
Только Попов поднял руку, подержал, уронил и медленно вернулся на свое место.
— Эх, вы! — Железная Кнопка с презрением посмотрела на класс. — Ну тогда я одна объявляю Сомову бойкот. Самый беспощадный! Вы слышите? Я вам покажу, как надо бороться до конца! Никто никогда не уйдет от расплаты!.. Она каждого настигнет, как Сомова! — Голос у Мироновой сорвался, и она заплакала.
— Железная Кнопка плачет, — сказала Шмакова. — Где-то произошло землетрясение.
— Все из-за нее! Из-за нее! — твердила Миронова, вытирая слезы. — Из-за матери моей… Она считает, что каждый может жить как хочет… и делать, что хочет… И ничего ни с кого не спросится. Лишь бы все было шито-крыто!.. И вы такие же! Все! Все! Такие же!..
— Каждый свою выгоду ищет! — радостно крикнул Валька. — Что, неправда?
— А Бессольцевы? — спросил Васильев.
— Бессольцевы!.. — Валька презрительно ухмыльнулся: — Так они же чудики, а мы обыкновенные.
— Это ты обыкновенный?! Или я?.. А может, скажешь, Сомов тоже обыкновенный?.. Мы детки из клетки, — мрачно сказал Рыжий. — Вот кто мы! Нас надо в зверинце показывать… За деньги.
Маргарита Ивановна молча слушала ребят. Но чем она больше их слушала, тем ужаснее себя чувствовала — какой же она оказалась глупой, мелкой эгоисткой. Все-все забыла из-за собственного счастья.
Она подошла к Мироновой и положила руку на ее вздрагивающее плечо.
Миронова рывком сбросила руку и жестко сказала:
— А вам… лучше уйти!.. А то мужа прозеваете.
— Не надо так, — сказала Маргарита Ивановна.
А сама подумала — поделом ей. Что заслужила, то и получила, хотя сама себя тут же поймала на мысли, что она внутренне старается как-то себя оправдать.
На реке раздалась сирена отъезжающего катера. Сирена долетела до класса и несколько секунд вибрировала низким хриплым гудком.
— Сигнал! — Маргарита Ивановна подошла к окну: — Катер ушел.
Все до единого бросились к окнам.
Только Сомов не шелохнулся.
Они стояли у окон, надеясь в последний раз увидеть катер, на котором уезжала Ленка Бессольцева — чучело огородное, — которая так перевернула их жизнь.
Рыжий отошел от окна, взял оставленную Николаем Николаевичем картину, развернул полотенце, и вдруг его лицо невероятно преобразилось, и он яростно закричал:
— Она!.. Она!..
Все невольно оглянулись на него:
— Где!..
— Кто она?..
— Она… Ленка! — Рыжий показал на картину.
— Как две капли, — прошептал Лохматый и заорал: — Чучело!
— Врешь! — сказал Васильев. — Бессольцева!
Да, Машка была очень похожа на Ленку: голова на тонкой шейке, ранний весенний цветок. Вся незащищенная, но какая-то светлая и открытая.
Все молча смотрели на картину.
И тоска, такая отчаянная тоска по человеческой чистоте, по бескорыстной храбрости и благородству все сильнее и сильнее захватывала их сердца и требовала выхода. Потому что терпеть больше не было сил.
Рыжий вдруг встал, подошел к доске и крупными печатными неровными буквами, спешащими в разные стороны, написал: